Это было то ли начало, то ли конец лета, точно уже не помню… Но странно, погода того дня помнится мне, как будто это было вчера… Может оттого, что она была близка моему состоянию, а может и…
Погода в тот день была немного странной. Вдруг на мгновение поднимался сильный ветер и тут же стихал, оставляя за собой пыльный след. А солнце напротив, разгоралась жаром. Но спор двух стихий длился не долго. Дождь своим недолгим появлением заставил ветер успокоиться, а солнце сдаться. А после наступило невыносимое и даже противное спокойствие…
Было около двух часов дня. Я стоял один в стороне, наблюдая за всем происходящим, и оставался безразличным к суете сегодняшнего дня…
Я смотрел, но не видел, я слушал, но не слышал. Я не верил, не хотел верить, я даже не думал. Я оставался безучастным и к той тяжёлой картине, которая рисовалась у меня на глазах…
***
Человек десять стояли рядом с небольшим бугром песка… Кто молчал, кто плакал и голосил о том, какое горе их постигло. Эти слова, крики, плач должны были разбудить меня, мои чувства, ведь только мёртвый мог оставаться безразличным к ним… Но меня они почему-то не тронули, а эмоции так и не проявились. Они покинули меня и тем самым лишили самого главного человеческого качества – чувства… Я абсолютно ничего не ощущал – ни боли, ни горя, ни сожаления… Я был статуэткой, глупо смотрящей куда-то в никуда.
Люди в чёрных одеждах с приподнятыми к небу руками слушали мужчину, стоявшего посередине. Он же с маленькой книжкой в руках шептал какие-то слова, проводя иногда правой рукой по лицу. Стоявшие вокруг повторяли за ним. Я же стоял без движения, пытаясь уловить суть слов и движений, и только тут, наконец, понял, что это была поминальная молитва. Поминальная молитва по умершему. Мужчина в последний раз провёл рукой по лицу и ушёл со словами «дай вам Бог терпения»… Тогда эти слова задели меня, но я не задержался на них, не осознал их тайный смысл.
Люди ещё некоторое время простояли в этом тихом и холодном месте. Но, уходя, некоторые из них, по всей видимости родственники, бросили на меня горячий, как раскалённое масло, взгляд… В этом взгляде отчётливо читалось их недовольство и раздражение – якобы искренне горюющих, – не только сегодня, а может еще и завтра… Наверное, недовольство и раздражение вызывало выражение моего лица – внешне хладнокровное и безразличное. Но никто из них тогда не понял, что значила на самом деле это маска. Никто из них даже не попытался узнать, что со мной… Всех интересовал только внешний вид, показуха, дешёвый фарс… Всем нужен был театр, и они сами его создали, но актёры они были плохие…
***
Я заглянул в комнату. Людей было очень много. В этот день все стало не таким, как всегда, – даже наш дом, в котором всегда было тихо и тепло, сегодня был невыносимо холодным и шумным. Все зеркала в доме покрыли белой простынёй, в комнатах царил беспорядок.
Некоторые сидели во дворе в палатке за большим столом и ели, а другие сидели в доме на полу, громко плакали и почему-то били руками о ноги. Я продолжал стоять у двери и смотреть на всё происходящее вокруг. Прошло ещё несколько часов, но картина происходящего не менялась, лишь менялись люди – недавно кушавшие начинали плакать, а плачущие – есть. И только около десяти часов вечера все стали расходиться, кто- то продолжал всё так же плакать, а кто-то успокаивать тех, кто плакал, а я всё так же думал об одном: когда же они все уйдут и этот спектакль закончится. Моё ожидание было недолгим. Но уходя, кто-то – не помню кто – подошёл ко мне и тихо сказал: «Тебе, что-то нужно? Хочешь, я останусь?». Моё лицо всё так же оставалось неизменным, таким же холодным, безразличным. Не смотря даже в лицо спрашивающего, я твёрдо и внятно произнёс: «Мне уже ничего не нужно…». И я почувствовал, как ему от этих слов стало не по себе. Он лишь, сдерживая слёзы, еле слышным дрожащим голосом проговорил: «Если что, звони…».
Через день, а может быть через неделю, я был уже один… На часах было уже за полночь, я не мог найти себе места, мне не спалось и даже не сиделось. Я ходил из комнаты в комнату, осматривал всё вокруг, – всё настолько опустело в нашем доме за этот день, что казалось мне ново. И вдруг я остолбенел…
Я стоял и смотрел на большой портрет с чёрной лентой, который висел на стене… Меня бросило в дрожь… Это была она… Взяв себя в руки, я сделал шаг, потом другой и сорвал портрет. От него веяло холодом. Я смотрел на него, не отрывая глаз, мне было нестерпимо холодно, но я держал его в руках, а по щеке что-то стекало, обжигая всё внутри… Я упал, обняв портрет, свернулся в клубочек, как маленький котёнок, нуждающийся в защите, и заснул…
- Боже какая же ты красивая… Как же я соскучился…
- Правда? Я старалась для тебя, – улыбнулась она загадочно. - И я очень скучаю…
- Представляешь, я такой ужасный сон видел…
- И какой же?
- Глупый, но очень страшный… Будто ты… ты… не могу даже произнести это слово…
- Умерла?
- Да… Оставила меня одного, навсегда одного, представляешь?
- Это был не сон…
Её большие, чёрные, как ночь, глаза наполнились слезами…
- Я ушла, но мы будем всё равно вместе… Нужно только верить и ждать…
Сказав это, она обернулась назад. Через мгновение она посмотрела снова в мои испуганные глаза и произнесла:
- Мне пора, я должна уходить… Люби меня, как раньше, и всё будет, как раньше…
Произнеся эти слова, она лишь улыбнулась мне и растворилась в темноте, как утренний туман…
- Но постой… куда ты? Постой… – кричал я ей вслед.
Затем перед моими глазами появилась картина: скамейка под одиноко стоящим деревом и мужчина сидящий на ней… Это место мне было очень знакомым и даже родным – именно здесь мы всегда встречались. Я пытался что-то сказать, но, увы, картина сразу же сменилась на полную темноту, и я стал задыхаться. От нехватки воздуха я проснулся. Открыв глаза, я увидел, что лежу на полу. С меня стекал холодный пот. Набрав силы, я встал и пошёл в нашу спальню, лёг на кровать, не отпуская из рук её фото, и снова заснул.
***
Утро было не таким, каким я всегда его встречал. Всё в доме было разбросанно, на кухне стояла гора посуды. Я прошёлся по дому, отключил все телефоны, сел за любимый стол и вспомнил свой сон – её, её слова, улыбку, возникшую передо мной картину, а потом темноту, в которой я задыхался. Я думал, анализировал, пытался найти связь и понял… Я посмотрел опять на фото, не сказав ни слова, запер дверь и ушёл. Я ходил туда, в этот уединенный уголок, каждый день и проводил там почти целые сутки. Это место из моего сна стало моей надеждой, моим утешением.
Ночи напролёт я проводил бессонные часы там, в надежде, что она придёт ко мне на встречу. Но каждый раз, возвращаясь утром домой, я успокаивал себя тем, что ещё не время…
Утром я спал, а вечером опять отправлялся к месту встречи. Я приходил туда, когда опускалась ночь, и садился под тем одиноким деревом, напротив мудрого моря, с которым она любила делиться трудностями, – оно всегда её выслушивало, помогало…
Это место было для нас святым… Здесь, на этой скамейке, мы впервые признались друг другу в любви, и именно здесь я сделал ей предложение. Мы и после свадьбы часто приходили сюда, – смеялись, когда было смешно, плакали, когда было грустно, мы всё и всегда делали вместе. Близкие, очень близкие в шутку нас даже сиамскими близнецами называли…
Я сидел не смыкая глаз до самого рассвета и уходил, когда пустынные улицы наполнялись людьми. Я приходил домой лишь поесть и поспать. Многие думали, что я сошёл с ума. Я чувствовал на себе взгляды людей, невольно читая их мысли, – иногда они, как казалось мне, почему-то побаивались меня… Может из-за моего образа жизни, которого им не понять, а может и из-за внешности… По правде говоря, меня это вообще не волновало. Мне было всё равно, кто и что обо мне думает и говорит за спиной.
Каждую ночь, сидя на скамейке и мечтая о любимой, я смотрел на нестареющее море, которое иногда было спокойным, как спящий младенец, а иногда бушевало, как грозный властелин. Я смотрел на него и вспоминал её образ, характер и даже черты лица. Оно было, как зеркало, отражающее моё прошлое, я смотрел на него и видел нашу жизнь. То, как она меня успокаивала, когда я был взбешен или озабочен, или, как она могла часами ворчать, потому что я опять второпях разбросал вещи по дому. А как она обижалась на меня, если я забывал о нашей годовщине или делал что-то не так… Она была такой смешной, надувала губки и щёчки, пытаясь делать обиженный вид и не смотрела мне в лицо, ведь, смотря на меня, она не могла сдержать свою улыбку. Иногда мы даже ссорились, – тогда она беззвучно плакала на кухне, а я хлопал дверью и уходил… Но нашей злости хватало всего на пять-десять минут, при виде друг друга мы забывали о ссоре и прижимались друг к другу крепко-крепко, без слов всё понимая…
***
Однажды я почувствовал в себе какие-то изменения. Сидел, как всегда, и ждал, не теряя надежды, свою возлюбленную… Ближе к рассвету я заснул, и меня небрежно разбудил уборщик, подумав, наверное, что я бомж… Ничего не понимая, я осмотрел всё вокруг, пытаясь понять, где я и почему заснул… С того момента мне было почему-то уже сложно просиживать до утра, не смыкая глаз, меня стали мучить какие-то непонятные боли в пояснице. У меня стали болеть ноги, руки… Мне с каждым разом было всё труднее приходить сюда. Но я не сдавался и, собирая все свои силы, встречал очередное утро без неё.
***
Сегодня ночью я чуть было не опоздал на своё свидание. Когда я проснулся, была уже полночь… Я попытался быстро встать с постели, но мои движения были медленнее, чем раньше, силы постепенно покидали меня. Я боролся сам с собой, ругая себя за безответственность и оплошность. Как я мог проспать?..
Моя одинокая скамейка всё также ждала меня. Еле добравшись до неё, я со страхом осмотрел всё вокруг, – вдруг она уже приходила… Ночь сегодня была неописуемая. На небе было столько звёзд, сколько я никогда не видел. Море – на редкость спокойное и такое же красивое, как спящее дитя. Прежде чем сесть, я загляделся на лунную дорожку, которая сегодня блестела по-особому, будто была посыпана бриллиантами, гипнотически привлекая к себе. Вдруг я почувствовал головокружение и упал на скамейку…
Открыв глаза я увидел её… Она была прекрасна. Взяв меня за руку, она улыбнулась мне своей привычной улыбкой, – она всегда так улыбалась мне, когда хотела сказать что-то очень важное. Я, широко открыв глаза, внимательно слушал её, и она шепнула нежно мне на ухо: «Ну всё, родной, теперь нас никто и ничто никогда не разлучит, мы всегда будем вместе… Я знаю, как ты ждал этой встречи, и я ждала её… очень… Пойдём отсюда, скорей…».
После этих слов мы взялись крепко за руки, и она потянула меня в сторону лунной дорожки. Я, ничего не говоря, последовал за ней и лишь раз обернулся, чтоб отблагодарить моё одинокое дерево, и увидел старичка, без сознания лежащего на той скамейке, где просидел он, оказывается, всю свою жизнь…
